Злата отшатнулась от его распахнутой призывно ладони.

– Мирна протянула, – напомнила вкрадчиво. – Хадуг. Морис, даже ворчливый Рапак. И Хильруд. Кого ты видел в нас, когда поджигал селение?

Тьма чернолесья вынуждала Уца покорно молчать. Он был готов слушать одну Злату, верить ей и идти следом. Но… она разочаровалась в нём – болезненный исход, сокрушающий.

Уц отряхнул с дублёнки листву и грязь. Взгляд его клеймил каждого, кроме Златы: «Предатели!»

– Твой кудесник обманет тебя, – предрёк Уц, смирив гордыню, делая к ней шаг навстречу. – Сейчас ты теряешь верного союзника.

Злата потупила взгляд куда-то в непроглядную бездну. Её тело замерло, лицо окаменело неприязнью. Уц хладнокровно кивнул своим ревностным мыслям, устало побрёл без оглядки. Фантомы птиц, сделав петлю вокруг крадушей, спрятали загнутые когти, сомкнули острые клювы и скрылись прочь за хозяином.

Вечер опускался мглой. В шалаше не хватало места – ребята сидели кучно, как воробушки в гнезде, поглядывая на невзрачные ряды деревьев. Горан закрывал щели шалаша листвой, раздумывая, куда теперь направить взор. До ближайшей рыболовецкой крепости полдня пути. Они упустили лодку, прогнали Уца. Горы манили в укрытие, но по воде не пойдешь.

– Горан, возвращайся – погрейся! – позвал Тами.

Кудесник взглянул на часы. Скоро стемнеет.

Он влез в конусообразный шалаш, прервав появлением разговор. Ребята, сожалея об изгнании Уца, теперь вели спор с совестью.

– Мы поступили правильно, – твёрдо произнёс в пустоту Клюв. – Я понимаю, что не в праве судить. Но отец говорил всегда, что обиды – желчь безумия. Вспомните, к чему оно приводит.

Эфа, утерев слёзы, согласно закивала. Исмин издала тяжёлый вздох.

– Где он теперь? – обеспокоенно спросил Тами.

Злата прислонилась к стволу дерева, смыкая веки. Взгляды ребят измучили её любопытством.

– Он слишком непредсказуем, – высказался Горан, памятуя обвинения Уца. – И потому опасен. Давайте лучше обдумаем дальнейший маршрут.

Кудесник достал из рюкзака атлас. Эфа засветила огневик. Полумрак шалаша развеяло янтарное свечение камня, вобравшего за день слишком мало лучей для стабильной яркости.

– Эта лесополоса – наше последнее укрытие. Далее начнётся каменистый берег – до крепости Стылых. Крепость живет за счет рыбного промысла. Там раздобудем лодку. Думаю, если выйдем до восхода солнца, к вечеру сможем рискнуть переправиться.

Клюв коснулся пальцем озёрной глади – и вода на карте заплескалась красками:

– Все селения и крепости оповещены.

– У нас есть время, – убеждал Горан.

Тами потёр руки, поглядывая на дыру вверху шалаша. Его дыхание вырвалось с паром:

– Мороз.

Все беспомощно покосились на открытый вход.

– Я закрою.

Горан высунул голову из укрытия в поиске веток, оставленных для латания щелей. Тлеющий луч солнца пронзил сумеречную пелену туч. Осеннее тепло покидало Федарию. Ни одной ветки вокруг. «Должно быть, я забыл их у бревна». Горан вылез и неторопливо зашагал по хрустящей листве. Холод покалывал кожу. «Неужели мороз?» И тут его щеки коснулась ледяная капля. Перед глазами медленно парили белые хлопья. «Снег!» Горан посмотрел вверх и обмер. Над верхушками дубов скользил серпокрылый сокол.

Из шалаша показалась голова Тами:

– Горан, ты не видел мою варежку?

Горан рукой махнул ему прятаться.

– Что случилось?

Отступив за дерево, кудесник попятился к шалашу. Тами воскликнул восторженно: «Снег!» На радостное объявление показался Клюв. Охотник сделал шаг, возмущённо хмуря брови при виде высунувшего язык Тами. «Клюв, смотли, – ловил ртом снежинки Липучка. – Леденцы». Клюв ухмыльнулся; поддавшись грациозному танцу пушистых кристаллов, раскрыл ладонь, но замер при виде испуганного лица кудесника. Над головой пронзительно заскрежетал крик сокола. Их обнаружили.

– Гончие! – напустился Горан, проталкивая Клюва в укрытие.

Сделав щель среди веток, он рассмотрел, как птица, описав круг, устремилась в сторону Чума.

– Они нашли нас. Хватайте вещи. Уходим!

Ребята суетливо надевали рюкзаки, сбивчиво расспрашивая Горана о соколах в надежде, что ему показалось. Клюв подтвердил предупреждения.

Все испуганно выбрались из укрытия. Снег сеялся липкой пудрой.

– Нужно бежать!

– Куда?

– Как нас выследили?

Оказавшись на берегу, Горан крутнулся лихорадочно. Открытая местность. Два сокола превращались в чёрные точки на дымчатом небе.

– Погоня прибудет. Ни одного укрытия.

Слабый голосок Эфы уничтожил панические споры:

– Взгляните, – шепнула. – Вода замерзает.

Беглецы посмотрели на густую синеву озёрной глади. Снежинки тонули в водах, словно волшебный эликсир, создающий камень. Кудесник нерешительно ступил на растущие стрелы белого льда. Корка озера пошла трещинами.

– Слишком рискованно! – окрикнула Исмин.

Дети заметались у кромки, всматриваясь в дрожащую снегом картину гор. Убежище так близко – так далеко одновременно.

– Соколы возвращаются! – заметила Злата, отшатываясь в ужасе от видения разъярённых многоликих. Она открыла глаза, прижимая пальцы к гудящему виску. – На них аль.

Эфа ступила на лёд.

– Стой!

Немая девочка оглянулась на третьем шагу. Глаза, полные страха и… решимости. Молочные узоры росли под её ногами шестиугольными звёздами.

«Безумие!» – выдохнул Горан, доверяя вес тела стихии. Воды белели криолитом. Подростки побежали к горам.

Озеро трещало, сопротивляясь замораживающей магии. Снег слепил глаза, в ушах стучала кровь, но беглецы не останавливались. Впереди ещё синели воды, твердея за минуту до ударов подошв. Каждое движение приближало к пропасти. Только зыбкая поверхность твердела: перья снега растворялись в воде меловой краской, смиряя могучий Корвум.

– Скорее, – подгонял Горан. – Скорее. Скорее!

Над головой скрежетали крики дозорных – соколы вели за собой гончих. Лёд сотряс удар. Горан обернулся. Рассекая искры, в стекло берега вонзились шарами красно-фиолетового огня шиповые булавы. Лёд од ногами задрожал, пронзаемый багровыми стрелами света. Пять фигур в чёрных плащах вновь бросили булавы, надеясь запустить трещинами разлом. Глухое эхо грома – опора под ногами беглецов не дрогнула. Змейки света разбились о стеклянные многогранники звёзд, просачиваясь на дно грязным дымом.

Подростки скрылись за глыбами камня, пока берег тонул в скорых воронках снегопада. Соколы кружились над головой, хищно снижаясь и вновь взвиваясь в рассыпающиеся магией тучи.